Усадьба ЛИПКИ
Краткая справка
Этапы формирования и развития усадьбы Липки — Алексеевские
Историческая справка
Источник: Пояснительная записка к проекту № 3 «Проект зон охраны б. усадьбы Липки — Алексеевские. Год 1991
Научно-исследовательский и проектный институт генерального плана г. Москвы.
Последняя четверть XVIII.
Доусадебный период
В 1762 г. земли будущего имения Липки-Алексеевские принадлежали селу Алтуфьево: «Геометрический Специальный план Московского уезда Монатина, Быкова, Коровина Стану с деревнями и пустошами и с принадлежащими к нему землями, которое состоит во владении за подпорутчиком Иваном Ив. Вельяминовым . .А внутри того владения отмежеванного от всех смежных владельцев межею поизчислению земли состоит пашенной 115 дес. 998 саж., лесу дровяного и мелкой порослью 119 дес.1449 саж., сенных покосов 15 дес. 1348 саж. . .Под речкою и прудами 3 дес. 1050 саж. . всего 349 дес. 74 саж. . .» На «Плане Москвы с лежащей около оной ситуации на 30 верст 1762г.» Земли будущей усадьбы Липки — Алексеевские располагаются на левой стороне оврага («овраг Девкин») с 4 маленькими прудиками внутри него. В этом месте село Алтуфьево граничило с землями («отхожих десять пустошей») Алексеевского девичьего монастыря. Через овраг Девкин шла дорога «. из села Бибирева на пустоши Алексеевские», что севернее села Алтуфьево.
На «Геометрическом плане стол. гор. Москвы со всеми внутри оного лежащими землями 1796 г.» хорошо виднен небольшой участок, расположенный между оврагами Девкиным и Липовским, входящим в границы межевания села Алтуфьево. Во «Всеобщем и полном топографическом описании Московской губернии 1800 г.» даются следующие сведения: «. село Алтуфьево, Красное тожь кн. Степана Борис. Куракина. По обе стороны речки Самотечки, а оврага безымянного на правой стороне . . Церковь каменная . Воздвижения Креста Господня . .Дом господский деревянный . сад плодовитый, а дачею простирается выше писаной речки Самотечки и оврагов Девкина и безымянного по обе стороны. При селе на овраге безымянном копаный пруд с саженою рыбою . .» Здесь же даётся описание смежных земель: «Пустошь Кожина с пустошами ведомства казённой палаты (что были пустошами Алексеевского монастыря) . оврагов Липовского и Девкиного по обе стороны . покосы средственны. Лес дровяной, березовый и осиновый, в нем звери и птицы вышеписанных родов . .
Таким образом, к началу покупки будущими владельцами усадьбы, это был обособленный небольшой участок, часть пустоши, поросшей порослью, окруженный березовым лесом, на левом берегу оврага Девкина и ручья этого же названия, впадавшего в речку Самотечку. На ручье в верховьях было образовано несколько прудиков, в которых жители села Алтуфьево ловили рыбу.
Первая четверть XIX века. — конец XIX века.
Владения Алексеева.
На «Семитопографической карте Московской губернии 1812 г.» усадьбы ещё не существует, а на следующей «Инструментальной военно-топографической съемке Московской губернии в окрестностях Москвы в 1838 г.» впервые на описанном выше участке появляется имение «Прилипка». Можно предположить, что оно было заложено в конце 20-х годов XIX в.
К сожалению, литературных источников, позволяющих судить о ранней истории и владельцах усадьбы Липки-Алексеевские не обнаружено. Изучая картографические материалы, авторы данного проекта позволили выдвинуть свою версию о владельцах усадьбы этого периода, а именно, что она принадлежала Алексееву А.В., выходцу из славного купеческого рода, давшего стране великого режиссёра и основателя МХАТа К.С. Станиславского (в рождении Алексеева К.С.)
На всех картах и съемках с 1833 года по 1880 г. рассматриваемое место обозначалось как «господский» дом Алексейск или «Дом Управляющего».
Как раз в это время (40-50 гг.) Александр Владимирович Алексеев был управляющим в Москве, городским головою. Его очень почитали и он много сделал для столицы. С 1885 по 1893 г. эту почетную должность несколько сроков, как и отец, занимал сын — Николай Алексеевич Алексеев, и который так же внёс большой вклад в развитие Москвы. Его именем была названа больница — Алексеевская (в прошлом — «канатчикова дача», а ныне с 1922 г. больница им. Кащенко, по имени выдающегося врача психиатра П.П. Кащенко).
В конце прошлого столетия ряд крупных учёных направил в Московскую городскую управу ходатайство о разрешении строительства на территории так называемой «Канатчиковой дачи» новой психиатрической больницы. «Добро» было дано, но денег в городской казне не оказалось. И тогда Н.А. Алексеев обратился за помощью к «общественности». На призыв всеми уважаемого головы откликнулись более 80 частных лиц и торговых домов. Деньги были собраны и строительство больницы на 300 коек началось. Под постоянным контролем Алексеева дело двигалось быстро. Но до открытия своего детища Николай Александрович не дожил.
Семье Алексеевых усадьба принадлежала более полувека. Наибольший расцвет усадьбы приходится на 50-годы XIX века, именно на период их владения. Она состояла из «парадного двора в форме «каре» с главным господским домом по оси и по два с каждой стороны флигеля, симметричными квадратными участками фруктового сада и ещё двумя флигелями в крайних нижних углах сада. По другую сторону от господского дома был разбит регулярный парк, состоящий из 4-х равновеликих участков -баскетов, разделённых липовыми аллеями.
Небольшой хозяйственный двор, состоящий из 2-х построек, располагался по правую сторону от прямоугольника усадьбы.
Несомненный достопримечательностью усадебного комплекса являлся пруд с живописными берёзками, образованный с помощью плотины на Девкином ручье. На него выходил парадный двор и перспектива от главного господского дома, которая продолжалась на другой стороне пруда стреляющей чёткой линией дорогой-аллеей, уходящей вглубь лесного массива и плавно продолжающейся дорогой в село Алтуфьево. Другая ветвь дороги, более узкая, огибая край леса, шла вдоль главного фасада усадьбы, через хоздвор и лес в деревню Вешки.
Со всех сторон имение Алексеевское окружал лесной массив, только с юго-востока и юго-запада тянулись клинья открытого пространства, которые замыкались на селе Алтуфьево.
В 1893 г. Н.А. Алексеева смертельно ранил психически больной человек. Последней волей умирающего было передать из его личных средств 300 тыс. рублей на окончание строительства психиатрической больницы. Жена свято выполнила это завещание, видимо, в это время и было продано имение Прилипка.
Конец XIX в. — первая четверть XX в.
Владение Руперта. Проектирование и строительство в усадьбе архитектором И.В. Жолтовским.
Следующим владельцем усадьбы стал немец-фабрикант Руперт. К этому времени сооружения господского дома обветшали и обновить усадебный комплекс был приглашен архитектор И.В. Жолтовский.
С 1901 по 1917 гг. И.В. Жолтовский запроектировал и выстроил несколько загородных усадеб, в том числе усадьбы «Бережки», «Липовка» (Липки — Алексеевские) под Москвой. В своих загородных постройках зодчий достигает гармонической слитности архитектуры с природой. «Тектонический принцип в архитектуре берёт свои начала в природе, -говорит И.В. Жолтовский. Как любой живой организм в природе, подлинное произведение архитектуры должно быть приспособлено к окружающим его конкретным условиям — природе, ландшафту, ассимилируясь с ним и составляла с ним единое целое. . Жизнь любого растительного организма учит нас, что самое крупное, сильное, массивное стелется ближе к земле, служа надежным основанием вышележащим частям — более мелким, легким и нежным, постепенно уходящим ввысь и растворяющимся в воздухе. Таково строение дерева со стволом его, ветвями и листьями, таково строение цветка, как в целом, так и в каждой отдельной его части. Легкое покоится на тяжелом, малое на большом — таковы незыблемые природные законы устойчивости, которые преподносит нам статистика и которыми следует руководствоваться при создании архитектурного организма. Любое здание, выражаясь образно, должно быть построено так, чтобы будучи подброшено в воздух и упав на землю, оно встало бы на свое основание. Как всякий организм — подлинное произведение архитектуры должно врастать в природу, в окружающую среду, сливаясь с ним в единое целое. Оно само должно быть частью природы, как бы органически продолжая и подчиняясь ей.»
Эти свои идеи И.В. Жолтовский проводит в практической творческой деятельности. В 1905-1906 гг. (по другим источникам в 1907-1908 гг.) он запроектировал и построил на месте старого господского дома с флигелями новый большой каменный дом в неоклассическом стиле.
Центральный двухсветный массив с мезонином, обработанный ионической колоннадой был соединён двумя полуциркульными галереями с флигелями. От колоннады к пруду спускалась широкая красивая лестница. Садовый фасад дома имел открытую террасу. Крайние окна и окна мезонина садового фасада были обработаны рустованными наличниками. Недалеко от бывшего хоздвора был построен новый с конюшней в том же стиле, как и главный дом.
На месте старой плотины И.В. Жолтовский выстроил красивый арочный мост. При этом соразмерно основному сооружению главного дома, было значительно увеличено лоно пруда, из маленького живописного он превратился в удлиненный водоем с плавным загибом береговой линии..
Одновременно проводились и парковые работы. По периметру вокруг основного усадебного ядра в лесу была проложена дорожка, на некоторых участках обсаженная березой.
Основная ось, проходящая от садового фасада главного дома по центральной липовой аллее старого парка, была продолжена дорожкой на проселке в лесу и завершалась в пересечении с периметральной дорожкой великолепной беседкой-ротондой.
После Октябрьской революции усадьба была национализирована. Сохранились воспоминания старожилов. Е.А. Мухина 1910 г.р. вспоминает «. в Челобитьеве есть лес, совсем рядом с шоссе. И в этом лесу были 3 дачи и 2 пруда — это были имения Вогау и Руперта. Вогау очень богатый был: с таким имением! У него были выездные лошади, и коровы были какие-то племенные, возможно голландские. В 1917 г. пришли их громить. И вот, дачники наши побежали туда. Говорят, там всё несут, громят всё! И одну дачу зажгли. Владимир Ильич очень сожалел, что в эту громёжку очень много хороших зданий погибло. Может быть, кругом обиженные крестьяне были — в общем, одну зажгли. Остальные уцелели. Челобитьевские и Вешкинские крестьяне прибежали, давай коров брать. Тайнинские, — брат, помню, принес горшок гортензии. Дачники каких-то книг принесли. Дачники есть дачники. А Неладновы, говорят, жили такие за речкой, принесли стопки посуды. Вроде вошли в помещение — ну, что забрать? — громёж же был. Видит стоят тарелки: глубокие, мелкие, ещё мельче . .Ну давай наберем мешок! Набрали. А они ж там все именные были, с гербами. Дня 3-4 прошло — вдруг большой шум возник: говорят приедут урядники скоро и будут по домам ходить, и кто что взял будут отбирать. Все перепугались. Неладновы скорее всю посуду обратно в мешок . но, конечно никого не было, никакие урядники не приходили . «
Несколько лет разграбленная и полуразрушенная усадьба была в запустении, служила пристанищем белой и красной армии. В путеводителе по «Дачам и окрестностям Москвы 1930 г.» дана фотография усадебного дома Липок с надписью под ней «Липки. — Зоотехнический институт. 1929 г.
В то время в ближайшей дер. Вешки был действительно зоотехнический институт Общества сельского хозяйства. Возможно, что в Липках Алексеевских был филиал его. Путеводитель рекомендует прогулки и экскурсии от дачного поселка Лианозово.
1930-1960 гг. Дача Сталина
В 1933-1934 гг. Усадьба «Липовка» стала одной из загородных дач И.В. Сталина В ближайшее имение Вогау — «Неклюдово» перебрался К.Е. Ворошилов. Старожилы д. Вешки вспоминают: «. огородили колючей проволокой в 4 ряда.
Мы пошли как-то за грибами — батюшки! Негде пройти! А вешкинским вообще было невозможно: весь лес загородил! Он загородил эту деревню Вёшки так, что если раньше, чтобы попасть в Лианозово, в Москву, они ходили, пересекая лес по тропочке, то теперь 7 километров приходилось обходить вокруг. Вот все возмущались, к его стыду: ведь когда немцы жили, не загораживались колючкой! А это же — наш! Очень даже нехорошо поступил так.»
Для обслуживания и обеспечения дачи сельхозпродуктами было устроено большое вспомогательное хозяйство. Хоздвор был расширен, на нем размещены, помимо технических построек (водопроводная башня, насосная, резервуар, биостанция, трансформаторная подстанция и др.), гараж, оранжереи, конюшня, коровник, птичник, козлятник, овощехранилище, ледник и др. Здание конюшни (архитектор И.В. Жолтовский) было переоборудовано под дом группы охраны. На правом берегу пруда разбит большой фруктовый сад с плодовыми деревьями и кустарниками (яблони, груши, крыжовник, малина и др.), организовано обширное бахчевое хозяйство и пчельник.
В парковый массив были внесены новые элементы: высажена липовая аллея вокруг пруда, еловая, из серебристой ели, туи и других декоративных пород возле главного и служебного домов, вдоль плотины и дороги, ведущей на хоздвор; очищен пруд, на нём устроена в 1944 году верхняя плотина и мостик, перестроена нижняя плотина арх. И.В. Жолтовского. Богатое цветочное оформление, ухоженные газоны и дорожки малые архитектурные формы (скульптуры, беседки, фонтаны, вазоны) — всё это вливало новую струю в жизнь старой усадьбы.
С внешней стороны от Дмитровского шоссе к даче была проложена парадная трасса с лиственничной обсадкой, частично прошедшая по существующей дороге вдоль деревни Прилипки. Ещё одна дорога была проложена через дачу Ворошилова К.Е. Неклюдово в Челобитное.
1960-1990 гг. Правительственная дача.
В течение последней четверти ХХ века усадьба являлась дачей высокопоставленных правительственных лиц, филиалом д\отд. «Кратово» «объектом » 260 (Липки)» 9 Управления МВД СССР. При последнем владельце Л.Н. Зайкове, бывшем мэре Москвы, члене политбюро ЦК КПСС в 1987 г. к соединительной галерее-коридору между главным и служебным домом была сделана пристройка бассейна, который своим объёмом вклинился в юго-восточный боскет старого исторического парка, а также надстроен главный дом кинозалом и бильярдной, что ещё больше изувечило архитектуру главного дома. На северной территории пейзажного парка, по одну и другую сторону от центральной аллеи с ротондой были выстроены две кирпичные 2-х этажные дачи и участки их огорожены. Территория хоздвора бала также озаборена, на ней в доме охраны «Дубрава» Управления КГБ, спортивные площадки, каток, площадки отдыха и развлечений. В это время проводились незначительные работы по благоустройству и поддержанию парковой территории, к ним привлекались специалисты Ботанического сада АН СССР, Мосзеленхозстроя и др..
В поисках утраченного времени: архитектура подмосковных санаториев
«Барвиха», «Липки», «Олимпиец», «Клязьма» — как строились подмосковные санатории и как они выглядят сейчас.
Этот материал впервые был опубликован в августовском номере журнала «Афиша».
Летом на территории «Барвихи» фонари зажигают рано: я шел по центральной аллее санатория часов в пять — и все вокруг уже было окутано странным заботливым светом, как будто среди сосен разворачивалась дорогостоящая театральная постановка. Большой номенклатурный лебедь нагло вышел из пруда и терся на обочине дороги, как нарушитель режима. Всякий пациент всегда немного заговорщик, и, попав сюда, ты моментально приобретаешь черты возмутителя спокойствия, эпизодического романтического персонажа в каноне классицизма с его единством времени и места. Местные заводи как будто загустели в своей вечной сонной неге на манер овсяного отвара, которым здесь неустанно поят. Все вокруг подчинено соображениям покоя: машинам запрещено подъезжать к главному корпусу — и даже когда на территории что-то ремонтируют, к этому относишься уважительно, как будто стал свидетелем безмолвной полостной операции, и только пляска больших комаров у фонарного столба нарушает визуальную идиллию. «Барвиха» — это своего рода экосистема, попадая в которую ты лишаешься привычных въездных характеристик и прописок (жилец? пациент? гость? ветеран сцены?), становясь частью среды как таковой.
Я лежал тут лет шесть назад — тогда медсестры еще удивлялись моим не вполне уместным здесь возрастным параметрам. Теперь уже никто ничему не удивляется: я прохожу по пустынным коридорам без шушуканий, как человек, доросший до санаторных норм. Спа, детокс, рехаб — весь набор новых слов спокойно проваливается в черную дыру проверенного термина «санаторий», где речь идет не столько об омолаживании и поворотах вспять, сколько об остановке времени. Тут она обеспечивается стилистически: в зелени деревьев таится большой спокойный Ленин, в зимнем саду замерли в ожидании гигантские шахматы — витой кокон советской мифомании с соответствующим антуражем всех благ, обеспеченных профсоюзной путевкой.
Вечером за ужином под огромной хрустальной люстрой, слушая, как подавальщицы обсуждают со столующимися здоровье их близких и дальних родственников, я вдруг ощущаю, как сквозь завесу чужого прошлого проступает собственное уникальное, как местный памятник первой ласточке, будущее. Будущее — это морщины, осторожная поступь и гречка на руках и в тарелке. А то, что в этом месте оно обросло разнообразными номенклатурными коннотациями, так что с того? В будущее, как и было сказано, возьмут не всех.
Если в «Барвихе», как в экосистеме, ты и сам чувствуешь себя компонентом биоценоза, то в «Ателике Липки» ты скорее экспонат музея — и это, пожалуй, более захватывающее ощущение. Это не санаторий: в восьмидесятые (а строение как раз возведено в 1986-м) подобный антураж накликал бы на себя звонкое имя турбазы, где всегда находилось место как байдарочной, так и вполне сексуальной односложности. И как в моем детстве в подобных местах неустанно звали в походы либо на нескончаемый праздник Нептуна, своеобразную атмосферу которого цепко запечатлел фильм «Портрет жены художника», так и здесь у входа встречают девушки-аниматоры, предлагающие поиграть в пиратов. Когда вселяешься, на тебя надевают браслет. Место большое, количество таких браслетов в бойкие времена доходит до пятисот.
Клевер, жасмин, вечерние стрижи — посреди звенигородской идиллии высится здание из красного кирпича, похожее на загадочный НИИ из снов даже не Стругацких, но Кира Булычева. Глядя на торчащий шпиль, немедленно вспоминаешь слова Беньямина — «дамба против пессимизма». Конечно, на этом участке под Звенигородом расцветает масса смешной, устаревшей и местами сиротской фактуры, суровая эклектика которой дает такую же массу поводов для фельетона. Здесь определенно считывается бодрое безумие первых перестроечных лет, это немножко город Зеро (впрочем, «Липки» только открылись после ремонта): в спа работают исключительно чернокожие массажисты, за обедом бесплатно разливают водку и коньяк в пластиковые стаканчики, в лобби стоит мангал, а ночной клуб называется «Ночной клуб». Но дело в том, что и сам жанр фельетона устарел, и объект насмешек давно уж сравнился c субъектом таковых.
Вечером я плавал в крытом бассейне с окнами-иллюминаторами. Вокруг резвились дети, оглушительно играл какой-то рэп, и казалось, сама вода намекала на непроницаемость интересов чужой человеческой жизни, как вдруг грянула песня Джоан Осборн «One of Us» — как прорыв другой реальности, примерно так же она звучала в «Ванильном небе». «Липки» словно расположены на стыке реальностей, то и дело прорывающихся друг через друга, — природных, социальных, временных, инфраструктурных. Наутро, когда я уезжал, в синем ванильном небе на дикой высоте летел белый дрон, запущенный кем-то из персонала как нерушимый символ здешних прорывов.